Багдадский вор - Страница 41

…Толпа, ожидавшая за воротами, провожала бродяг почти два квартала, потом они проявили поразительную прыть и успешно скрылись в лабиринте перепутанных улочек. Где-то далеко на окраине города дервиши наконец-то смогли расслабиться.

– Уф… интересно, у высокородного Шехмета все племянники такие тугодумные или через одного?

– Тьфу на тебя, Лёва-джан! Кто тебя учил такие неприличные вещи руками показывать?! Ты заставил мой язык говорить мерзости, о которых я и не подозревал!

– В следующий раз ты будешь изображать немого, – преспокойно откликнулся Оболенский. – Лучше скажи, куда мы двинемся теперь?

– Прямиком в пещеру голодного тигра, – образно ответил Ходжа, – это значит, во двор главы городской стражи.

– Ха, вот Шехмет-то обрадуется…

– Избави меня аллах от его радости!

– Да ладно тебе, не канючь… Пойдем купим пару гамбургеров по дороге.

– А разве у нас есть деньги? – Домулло даже не спросил, что такое «гамбургер».

– Денег нет, но есть вот это… – Лев вытянул из-за пазухи усыпанный каменьями кинжальчик Али Каирского в разукрашенных ножнах. Ходжа поцокал языком, повздыхал, потом махнул рукой, и они пошли к ближайшему ростовщику…

* * *

Вор берёт, что может. Власть – что хочет!
Уголовная этика

…Мы тогда сидели у Оболенского на кухне. Время позднее, Маша с ребёнком давно спали, а он, разогретый даже не алкогольными парами, а яркими воспоминаниями, всё пытался мне объяснить:

– Я ведь не вор! Ну, не настоящий вор по природе! Это там, в Багдаде, всё так невнятно закрутилось… Но по сути, по натуре своей – мне чужого добра не надо, не этим живу. Просто в то время и в тех жизненных обстоятельствах это была единственная возможность хоть какого-то протеста! Нет, ну не Октябрьскую же революцию у них под минаретом устраивать?! Я ведь не против законной власти. Любому козлу ясно, что власть должна быть сильной, надёжной, пусть даже где-то в чём-то жёсткой (не жестокой, подчеркиваю!). Исполнение законов обязательно для всех, в этом реальная сила государства. И то, что верховная власть в лице эмира опирается на чиновничий аппарат судопроизводства и регулирующие порядок органы вроде шехметовской стражи, – это нормально! Анархия – мать погрома! Поверь мне на слово, я сам там такого насмотрелся… Короче, я был вором! Я – воровал, да… Но ради чего?! Ради борьбы с властью? Да любая власть от Бога, или от Аллаха, или от Кришны какого-нибудь, или «созданный волей народной единый, могучий…». Всё одна хренотень! Я боролся с коррупцией! А это есть самая страшная узурпация власти как таковой! Ты телевизор смотришь? Газеты читаешь? С людьми в поездах разговариваешь? Господи, ну что я тебе рассказываю – ты же сам знаешь, ничего у них там не переменилось! Посмотри на свободную Калмыкию… а на демократический Узбекистан?! Да у них законно избранные президенты прижизненно получают статус бога! И это в современном мире, а в тех дремучих временах… Ой, как я после возвращения писателей уважать перестал… ты не поверишь! «Тысяча и одна ночь» – это ж такая бессовестная лажа-а… Враньё и бред на каждом шагу! Нищих – ни одного (а тех, что есть, постоянно осыпают милостями), декхане богатые, эмиры мудрые, визири умные, воины храбрые, женщины – прекрасные, хоть застрелись… Болезней нет, мусора нет, помоев нет, социальных проблем тоже нет! А если где и мелькнёт особо босоногий бедняк, так в конце сказки страшно разбогатеет и женится на дочери падишаха… Не перебивай, я там жил! Это же не просто страшно, там порою с людьми обращаются как с последним быдлом… И до эмира не доорёшься, всё решают его приближённые, родственники, друзья, знакомые, соседи и так далее по нисходящей. Я – воровал, а что мне оставалось? Но самые страшные воры – это те, что довели народ до такого состояния, когда простые люди благословляли Аллаха за то, что он направил в их город Багдадского вора как кару небесную!

Мне действительно было трудно с ним спорить. Традиции романтического жанра стараются избегать чрезмерного соприкосновения с действительностью и, пожалуй, писатели вроде Гауфа и Жуковского изрядно приукрашивали реальный Восток. С другой стороны, что ж, всегда только об одной грязи и писать? Антисанитарии там по самые уши хватало, но… Ладно, в конце концов, осуждение или восхваление социального устройства Багдада лучше оставить Оболенскому. Он там был, мы – нет, значит, ему и карты в руки. Моя задача лишь как можно точнее и без наворотов дорассказать читателям эту историю, а уж кто и какие выводы из этого сделает… все претензии к моему другу, меня можно критиковать только за злонамеренное искажение его слов. А этого не было, Лёва щепетильно проверял…

Кинжал они сбагрили быстро. Оболенский «увёл» с чьего-то двора длиннющую чадру, и обряженный «бедной вдовой» Насреддин легко убедил ростовщика «купить фамильный кинжал давно и безвременно умершего мужа, правда, увы, без ножен»… Ушлый перекупщик поохал, поахал, повыражал сочувствие и… предложил четыре таньга. Ходжа едва не перешёл на личности, испытав страшное искушение зарезать барыгу тем же кинжалом, но овладел собой и выразил готовность сойтись на двадцати динарах (что, по совести, составляло примерно пятую часть стоимости предмета торга!). Ростовщик, естественно, завопил о грабеже средь бела дня. На шум спора вбежал высоченный дервиш с нахальными голубыми глазами и честно предупредил «вдову», чтоб она здесь «ваньку не валяла, а двигалась в темпе, ибо сделка безналоговая и не фиг выкорячиваться, Аллах не одобрит»… Короче, на продаже дамасского кинжала Али Каирского, с золотой рукоятью, украшенной чеканкой и самоцветами, друзья выручили ровненько двенадцать полновесных монет. Сумма скромная, но при любом раскладе – чистая прибыль, так как Лев попутно стащил у скупердяя изящный кумганчик с розовым маслом, почти новые туфли и большой перстень с иранской бирюзой.